Книга Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман

заметила Марта мужу, – но это нам только на руку. В Мейденхеде всем заправляет миссис Мак-Дугал, мимо нее и нашей охраны и мышь не проскочит. Мы с Кларой слуг не держим, а персонал Бромли никогда в жизни нас не узнает на фотографиях… – на швейцарском хронометре Марты время подбиралось к часу дня:

– Сегодня русская уха, с расстегаями… – утром она побывала на кухне, – и постные щи ради Волка. Потом запеченная курица и цветная капуста в соусе карри, ради него же… – Марта незаметно улыбнулась. После завтрака муж заперся с мистером Бромли в кабинете. Насколько поняла Марта, речь шла о возможном звании королевского адвоката для Волка:

– Но не сейчас, у него еще мало опыта, ему идет всего пятый десяток. Но в будущем такое возможно, он сделал себе имя… – контора адвоката Волкова разрослась. Давешний парнишка, секретарь, ходивший с костылем, сдав профессиональный экзамен, женившись, стал вторым юристом в офисе:

– Секретарь, трое практикантов, – вспомнила Марта, – Луиза намекает, что хочет стажироваться у Волка, а не у деда. Но Бромли сам не будет разводить семейственность… – она подумала о заверенных показаниях Маргариты Кардозо, лежащих в сейфе на Набережной:

– Она видела так называемого Ритберга фон Теттау, описания ее и Генрика совпадают. Еще она видела доктора Хорста Шумана, а мальчик при Максе… – у Марты больше не оставалось сомнений, что деверь выжил, – это брат Маленького Джона по матери. Он сын Эммы и Воронова… – Марта не могла винить Маргариту:

– Она врач, она выполняла свой долг. Монах тоже бы так поступил. Но теперь Макс и Шуман растворились в джунглях, и непонятно, где их искать… – Марта была уверена, что деверь, торгующий грязными алмазами и ворованными картинами, не собирается всплывать на поверхность. Женщина повертела пистолет:

– Это фальшивка, – она подняла на Инге прохладные, зеленые глаза, – после побега Констанцы у Комитета остались ее записи. Послевоенное письмо было правдой… – Марта брезгливо пошевелила бумагу, – а это шито белыми нитками. Они знают, что ты ее ученик, что, несмотря на случившееся в Норвегии, ты не оставишь учителя в руках СССР… – Марта не хотела возвращаться в Лондон еще и из-за Густи. Она считала, что девушке надо отдохнуть:

– Она совсем одна. Западный Берлин, честно говоря, не самое веселое место. В «Золотом Вороне» устраиваются танцы, в Плимуте много моряков, летчиков. Пусть она развеется хотя бы здесь… – Марта подытожила:

– Надо сделать вид, что ты купил их ложь, что ты готов участвовать в придуманном от начала и до конца научном симпозиуме… – Инге взъерошил рыжие волосы над высоким лбом. Голубые глаза засверкали смехом:

– Может быть, симпозиум будет и настоящим… – похлопав себя по карманам пиджака, Инге щелкнул зажигалкой: «В любом случае я готов, тетя Марта. Готов поехать в СССР».

В лодочном сарае пахло скипидаром и солью. По беленым стенам развесили канаты. Ключи и мелкую яхтенную дребедень держали на старинной доске с медными крючками. Над разноцветным зданием с мелкими переплетами окон, вилась искусно вырезанная надпись:

– Гостиница и паб «Золотой Ворон», комнаты для джентльменов с пансионом… – Луиза подергала серебряную цепочку для очков:

– Твой дедушка подарил нам на новоселье… – зачем-то сказала она. Сэм сам вызвался помочь ей с яхтой:

– Я отведу детей в дом… – Питер обменялся рукопожатием с младшим Берри, – скоро обед, им надо помыться… – Полина фыркнула: «Мы давно не дети!». Питер отвесил кузине легкий подзатыльник:

– Особенно ты не ребенок… – Полина и Ник помчались по дорожке в скалах. Луиза поймала на себе испытующий взгляд Питера:

– Он часто на меня так смотрит, – поняла девочка, – но он младше на год, ему всего тринадцать… – неожиданно для апреля, Сэм щеголял ровным загаром:

– Это все горы, – юноша затащил бот в сарай, – наш колледж стоит на километровой высоте. Вокруг отличное катание, по выходным мы пропадаем на склонах… – кузина Леона в Америке тоже каталась на горных лыжах. В комнате Луизы висели фотографии тети Кэтрин с дочерью, сделанные в Аспене:

– Я никогда не каталась, – она складывала парус, – дедушке в прошлом году исполнилось семьдесят, бабушка его на пять лет младше. От них не стоит ждать поездки в Альпы… – после гибели родителей Луизы мистер Бромли с женой опасались летать на самолете:

– В Америку мы летаем, – подумала девочка, – но дедушка с бабушкой заранее пьют успокоительные таблетки… – обливая палубу пресной водой, Сэм рассказывал ей о колледже:

– Мой французский кузен приедет к нам осенью – заявил подросток, – от нас много требуют, но это отличная школа… – по словам младшего Берри они поднимались чуть ли не в четыре утра:

– В отелях так положено, – объяснил юноша, – надо приготовить завтрак сотням постояльцев, надо заниматься обедом, а если на носу торжество, вроде свадьбы, тогда еще больше работы… – Луиза заметила на его щеках смущенный румянец. Сэм расспрашивал ее о Квинс-Колледже:

– Я тоже много учусь, – отозвалась Луиза, – но после войны уроки домоводства отменили, сейчас все делают машины… – Сэм усмехнулся:

– Все да не все. Вы держите повара, домашнюю прислугу… – Луиза удивлялась тому, как ловко управляется на кухне тетя Марта. Женщина пожимала плечами:

– В мое время в Швейцарии девочек учили шить и готовить. Сейчас вы ходите в ателье и пользуетесь полуфабрикатами… – кузина Леона тоже понятия не имела о кухне:

– Она яйцо не может сварить, – прыснула Луиза, – она только умеет насыпать кукурузные хлопья в тарелку и заливать их молоком… – краем уха она слышала разговор бабушки и дедушки:

– И меня и Леону балуют. Я не помню родителей, а она потеряла отца малышкой… – Луиза неловко заметила:

– Спасибо за помощь. Я уверена, что обеда хватит на всех, но у нас готовят не так вкусно, как у твоего папы… – она кивнула в сторону двери яхтенного сарая:

– Поставим прибор для тебя, сегодня русская уха с пирожками… – Сэму стало неудобно:

– Получится, что я напрашиваюсь. Я вообще-то поел дома…

Родители и дед считали, что он встречается с приятелями в Плимуте. Сэм исправно сел на автобус, идущий в город, но проехал только одну остановку. Сойдя за поворотом, он нашел тропинку среди откосов меловых скал. Начало апреля выдалось жарким, он шел среди зацветающего луга. Внизу шумело море, в бухтах, вокруг громоздящихся на камнях гнезд, вились чайки. Над черепичными крышами ферм метались стрижи и жаворонки. Сэм обругал себя:

– Надо было цветы принести, пусть и полевые. Я шел сюда, чтобы увидеть ее, но я опять ничего не могу сказать… – подросток в который раз услышал уютный говорок отца:

– Называется, не по себе дерево клонишь… – старший Берри рассмеялся, – а еще говорят, каждый сверчок знай свой шесток…

В колледже преподавали на французском языке, но Сэм поймал себя на том, что за два дня в Плимуте он вернулся к простонародному акценту:

– Словно я актер, в радиопостановке, играющий деревенского парня, – вздохнул юноша, – я никогда не буду звучать так, как Луиза или Питер. Она наследница большой юридической фирмы, все ее предки, чуть ли не со времен Вильгельма Завоевателя, были адвокатами. Она выйдет замуж, например, за Маленького Джона, станет герцогиней… – будущая герцогиня испачкала руки в скипидаре:

– Надо подкрасить, – озабоченно сказала Луиза, держа кисть, – бот хороший, но довоенной постройки. Я его каждый год привожу в порядок … – Луиза не знала, что ей делать с очками:

– Если я их сниму, все будет как в тумане, но если оставлю, то как с ними целоваться… – этот вопрос занимал ее гораздо больше, чем предстоящий летом латинский экзамен:

– Про латынь написали три шкафа учебников, а про поцелуи в очках нигде не упоминается… – растерянно подумала девочка, – и ни у кого не спросишь… – американская кузина, младше ее на два года, вряд ли знала о таких вещах:

– Никто, кроме меня, очки не носит, а интересоваться этим у бабушки или тети Марты нельзя… – Луиза не была уверена, что Сэм собирается ее целовать:

– Он мне писал из Швейцарии каждую неделю… – бабушка с дедушкой на конверты внимания не обращали, – и я ему писала, но, может быть, он просто так сюда пришел… –